Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Да и тебе, матушка, пора покой дать: у тебя уж смерть не за горами. Она закружилась там, средь потерянных людей, и не хочет знать, что мать-то чуть дышит...

А бабушка стояла с желтым лицом, с гневом и мукой в глазах. Такой я еще ни разу не видал ее. Она подняла руку и со строгой печалью сказала:

- Молчи, Настя. В животе и смерти бог волен. Не тебе судить, какую судьбу Маше готовить. Сядь и молчи. А я с ней по-своему поговорю.

Маша встала, схватила свою шубу, лихорадочно оделась, накинула на голову теплую шаль и пошла к двери. На ходу она, как слепая, наткнулась на меня, но не заметила.

Бабушка с грустным раздумьем предупредила ее:

- Ну, что же... иди,. Маша... Иди, да смотри, как бы слезами не захлебнуться... Когда умру - скоро уж, - слез твоих земля моя не примет.

Я не выдержал и зло закричал вслед Маше:

- Ты что это делаешь? Дворянка, чаевница! Ишь злая какая! У бабушки рак, а тебе и горя мало...

Она ахнула, взмахнула руками и бросилась обнимать меня.

- Феденька, миленький! Ослепла я от горя... Аль ты не видишь, Феденька, как они меня в чужие люди продать хотят? Хоть ты-то меня пожалей...

И опять горько заплакала.

Мать сидела с сухими глазами, разбитая, ослабевшая, вся странно измятая, и бессознательно перебирала дрожащими пальцами косы. Красный повойник ее валялся на полу. На Машу она не смотрела, а глаза ее застыли на какойто точке, и она как будто вся одеревенела.

Я не мог больше сердиться на Машу: ее ласка и ее жалобный голос обезоружили меня.