Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Уж больно охота мне по снежку походить: на горках-то он серебряный, а в яминках - синьцвет... и воздух ядреный, березовыми дровами пахнет...

Дожить бы до весны, до красной горки, а там уж и на покой. По весне, при цветах, на солнышке да когда жавороночки в небесах, хорошо душеньку свою богородице в руки отдать. Весной-то ведь владычица сама за душенькой приходит... вся - в цветах, а ее пчелки несут, как на облачке...

И медвяной да черемушный дух кругом, словно ладан...

XV

Как-то вломился к ней дядя Ларивон. Еще со двора он завыл пьяным голосом под грохот калитки:

- Мамынька! Богоданная!.. Прости ты меня, окаянного. К тебе иду, сердешная... Мамынька, дороговина моя!..

Захлопнув за собой дверь, он поставил на стол ведро медвяной браги с жестяным ковшом, который висел на крючке, загнутом на конце ручки, с трудом снял шапку и, благочестиво устремившись в передний угол, неуклюже стал креститься и кланяться в пояс. Потом смиренно повернулся к кровати, низко поклонился бабушке:

- Здорово живешь, мамынька!

Бабушка жалко улыбнулась ему и слабым голосом пригласила:

- Поди-ка, Ларенька! Садись, милый! Какое уж здоровье-то...

- Благослови меня, мамынька, Христа ради...

- Бог благословит.

Нетвердым шагом он подошел ко мне и погладил меня по голове.

- Тут и племянничек родной... Какой сынок-то у Настеньки растет! Кудрявенький, светленький, грамотей.

Неожиданно он заплакал и, всхлипывая, сел на лавку.

- Мамынька, смерть-то у тебя не за горами...