Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Я из любопытства подсматривал за ним, но он хватал меня за воротник шубенки и с испугом скареда выбрасывал из амбара или из погреба.

- Прочь отсюда! Волосы выдеру. Ишь нос сует, как воришка. Чего тебе надо?

Чтобы задобрить его, я шепотом обещал ему:

- А я много кое-чего нахожу. Хочешь, я тебе приносить буду? Гвозди, пуговицы, подковы... У меня и грош старинный есть.

У него вспыхивали жадностью всегда подозрительные глаза.

- Ты все тащи, не отдавай никому. Мне тащи и никому не говори. Когда женюсь, у меня уж свое хозяйство будет.

И отделюсь. Приходи тогда, я тебя чаем поить буду. Отецто твой на сторону хочет, а я свою избушку ухитаю. И буду жить-поживать, добра наживать.

И он счастливо смеялся, мечтая о каких-то своих радостях.

Сема сидел дома на чеботарском стульчике и делал грабли. Он был доволен, что один в избе, что никто ему не мешал, и с беззаботностью напевал фальшивым голоском какие-то песенки.

Матери не было весь день: она отпросилась к больной бабушке Наталье поухаживать за ней и побыть с ней, чтобы она не "обневедалась", ежели случится "несчастная статья": вдруг нагрянут к ней "эти татары"... Катя часто убегала куда-то, оживленная, нетерпеливая, взмахивая длинным пустым рукавом, и кричала от двери:

- Я скоро приду, мамка! Погляжу, разузнаю, что у шабров делается.

А бабушка огорченно стонала в чулане:

- И помочь-то некому: все подолы подняли, разбежались. Корова-то не поёна, овцам-то надо бы корму дать.

Беды-то сколько наделали!

Я давал корму скотине и поил корову.