Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Это был обряд, который установлен исстари, но слова Паруши не были готовыми уловами:она говорила от души, трогательно, по-своему. И это растревожило всех, а у матери заблестели слезы на глазах. Отец стоял вместе с Терентием и, стараясь скрыть свое возбуждение, сказал захлебмваясь:

- Эх, Терентий... Мать-то какая у вас... ума палата!..

Терентий с гордостью ответил:

- Мы за мамынькой, как за горой. При ней не споткнешься. Бывает, и дурака загнешь, а она и виду не покажет, - на ум наставит. Душевой-то земли у нас меньше вашего - на аренде сидим, а сроду ни у кого в долгу не были.

У маменьки одно на уме: "коготок в долгу увяз - всей птичке пропасть", "тянитесь от поста к посту, а от долга бегите за версту".

Паруша пошла домой плавными, не старушечьими шагами, и во всей ее большой фигуре чувствовалась твердая уверенность в своей силе и независимости.

Мы с Семой уложили снопы на току длинным рядом, и они лежали, как ребятишки в шубенках, уткнувшись белокурыми головенками друг в друга. Дедушка снял шапку и, взглянув на мутное солнце, размашисто перекрестился. Все тоже перекрестились.

- Ну, начинаем с богом!.. - бодренько крикнул он, надевая шапку и призывно махнув рукой. - Берите цепы, становитесь!

Он первый взял цеп, оглядел его и встал в середину снопов, на колосья, спиною к ряду. Все со своими цепами стали перед дедом в обычном порядке: отец с Терентием, как большаки, впереди, перед дедушкой, по обе стороны от него, дальше - Алексей и Сыгней, а там Катя с Терентьевой бабой, и в конце моя мать и жена Алексея.