Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Он затосковал - обхватил руками голову и закачался из стороны в сторону. Отец и Сыгней перемигивались со смехом в глазах. Вдруг дедушка встал и с пьяненькой улыбкой запел высоким, дребезжащим голосом:

Подуй, подуй, погодушка, с высоких гор...

Он положил руку на плечо бабушки Анны, а другой рукой взмахнул над столом.

Паруша гулко подхватила запев, а бабушка со слезами на глазах наклонила голову и загрустила:

Раздуй, развей, мать-погодушка, калину в саду...

Тут уж не утерпела и Катя. Вместе с матерью они завторили:

Калинушку да со малинушкой, лазоревый цвет.

Дед сразу разошелся и заходил ходуном: он взмахивал руками, хмурил брови на мужиков, смеялся глазами и требовал, чтобы пели все. Его голос становился громче и заливистей: он играл им, как бывалый певун, с придыханьями, с трелями, с разводцами, и мне чудилась в его голосе та нарядная резьба на оконных наличниках и карнизах, которую так любили наши мужики. И захмелевший отец, и бородатый Терентий, и невестки - все устремились к нему и пели с задумчивой радостью. Песня была широкая, хватающая за душу, и в ее напеве было так много раздолья, что хотелось вздохнуть всей грудью, широко распахнуться навстречу этой вольной погодушке. Только Сыгней и Алексей говорили, посмеиваясь, о чем-то своем. Им грозила пальцем Лёсыныса и с упреком качала головой. Она пела хорошо, сердечно, от души, и голос ее, сочный, глубокий, молодой, должно быть, нравился дедушке.