Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Зайди-ка ко мне да поучись уму-разуму: пригодится тебе, девка. Нрав твой мне по душе.

И она пошла, кряжистая, сильная, суровая, с твердой уверенностью в своей правде.

Я не утерпел, выскочил из-за прясла и побежал за Парушеи: она для меня была надежной защитой от грозного начальства.

- Баушка Паруша, я с тобой... - робко попросил я, обнимая ее большую мягкую руку. - Я тоже хочу поглядеть.

Она улыбнулась мне обычной приветливой улыбкой, но голос ее был по-прежнему суровый:

- Ну, иди погляди, лен-зелен... погляди, запомни, как беси по душу налетели. Дом-то хоть сожги, хоть и иконы и книги утащи, разуй и раздень человека, задуши его, а души его не убьешь. Знай это, мил ковылек, и держи в уме. Вон Никитушка-то, старик гневный, правдой жив, и никакая сила его не сразит. Так надо жить, лен-зелен! Любишь, что ли, меня-то?..

- Люблю, баушка Паруша.

Мы подошли к высокому крыльцу, где блистал своими серебряными погонами усатый становой, а около него стоял чиновник с портфелем. Жирный Пантелей обливался потом, а бледный Митрий Степаныч со связкой ключей, без картуза, вкрадчиво говорил что-то приставу и улыбался почтительно. Мосей стоял, переминаясь с ноги на ногу, на нижней ступеньке лестницы и угодливо морщился.

- Ну, отпирай, Стоднев, - приказал пристав с веселой издевкой. - Ключи от рая, оказывается, в твоих руках. Вяжешь и разрешаешь грехи.