Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Но Мосей и Архип были "мирские", а Паруша, как баба, ничего не могла сделать: бабы не допускались распоряжатьсяв моленной, как нечистая плоть.

Значит, тут хозяйничал только Митрий Степаныч, настоятель. Но он казался таким расстроенным и раздавленным этой бедой, что нельзя было и подозревать его участия в этом таинственном событии. Вспомнилась и нынешняя ночь, когда отец и Сыгней необычно пропали куда-то надолго и я уснул, не дождавшись их. Почему бабушка Анна беспокоилась обо мне сегодня утром и сердито внушала мне быть немым и не подходить к моленной?

Становой еще хрипел на улице, но голос его стал дальше и глуше: должно быть, он сошел с крыльца. Залязгал железный ставень, и в пустой моленной это г лязг загрохотал, как гром. Мы выбежали на крыльцо, и я увидел, как становой сам лез по лесенке вверх, заглядывал в щели между резными и накладными наличниками и венцами, засовывал туда пальцы, тряс все оконное сооружение и рычал:

- Ни черта!.. Никаких следов!..

Он слез и приказал Мосею перетащить лестницу к другому окну.

- Николай Иваныч, прошу!.. - пригласил он чиновника. - Обследуйте сами: может быть, у вас глаз острее.

Чиновник усмехнулся и отрицательно покачал головой.

- Нет-с, увольте. Я в этих делах профан. Обследуйте сами.

- Это что значит-с? - с ехидной злостью прохрипел становой. - Хотите на чужой спине проехаться?

- Я ничего не хочу. Оставьте меня в покое. Потребуйте сведущих людей, пусть они и обследуют.

- Эт-то кого же? Этих прохвостов и мошенников? Спасибо за совет.

И он разъяренно полез к другому наличнику.