Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

- Ну, а потом что? - нетерпеливо допытывался я.

- Ну, потом тьму-тьмущую солдат нагнали. Нашли проход, в нутре ворвались.

- И всех убили? - вскрикнул я, готовый заплакать.

- Кого же убивать-то, милый? Никого не нашли. Только в келье у образа Спаса свечка теплится. А подземелье махонькое, как выход наш, и ладаном пахнет. Стоит на коленях старичок дряхленький и на голос кафизму читает.

Схватили его и допрашивают: "Где твои разбойники? Кто ты такой?" А старичок-то ласково да безбоязненно слабеньким голоском да с улыбочкой и ответствует: "Не знаю я, братие, никаких разбойников, а сам я тут вырыл келейку и славлю господа. Затворник я, людие". Выволокли его и терзать стали, а он, светлый, улыбается, поет чуть слышно: "Се что добро и что красно да живите, братие, вкупе..."

Я так был потрясен этим рассказом, что схватил бабушку за руку и сквозь слезы прошептал:

- И затерзали его?.. Тоже повесили?

Она сама взволновалась и прижала меня к себе.

- Давно ведь это было-то. Годов сто, чай, прошло...

А може, и не было; всяко люди рассказывают... Чего это ты расстроился-то?

- А зачем они старичка-то замучили?

- Как это замучили-то, дурачок? Увидал начальник-то, енерал, видно, раскинул руками-то, да и плюнул. "Эх, бает, солдаты-супостаты! Не с казаками вы войну вели, а с безумным старичишкой. Пускай, бает, молится на исходе души". И всех солдат угнал.