Страница:
184 из 262
- Милые мои,- сказала она негромко,- хочу я сказать, что много трудов вы приняли,много слез пролили, и не думайте, что этого никто не видит. Вся Россия это видит... И в трудах не только ребята, а и мы, старики, дружные стали, сроднились мы, и нам теперь друг без друга никак невозможно. Правду я говорю?
- Правду, правду,- зашумели женщины,- правду, Афанасьюшка.
Потом начался концерт.
Миша играл на баяне. Таня говорила стихи. Петька в трусах и майке делал необычайные упражнения: стоял на голове, ходил на руках.
А Миша в это время зачем-то ушел из читальни.
Потом Манька стала петь. Таня даже удивилась: неужели это Манька?
Вытянулась девочка, как березка, и глаза раскрыла, а глаза у нее оказались зеленые, и волосы как-то сами пригладились, а голос-то, голос! И звенит, и вьется, и серебром рассыпается, и плачет...
Поет она про одинокую рябинку и про дуб, что на том берегу реки, а в избе тихо-тихо стало, и тетя Дуня уже лицо прячет в новую материю, да и Власьевна призадумалась.
Кончила Манька. До чего же ласково на нее все смотрят! Тане немножко завидно.
- Ну и ну! - говорит Иван Евдокимович Лене.- Ребята у тебя - красота! А вот эту певунью учить надо.
- Да ведь некому ее учить, Иван Евдокимович!
- Что значит "некому"! - сердится Иван Евдокимович.- У нас некому, в городе есть кому. В город ее пошлем, а война кончится,- мы и у себя такую школу заведем, музыкальную, что ли. Не в одном ведь нашем колхозе такие ребята есть, верно, и в "Заветах Ильича" и в "Заре" найдутся.
|< Пред. 182 183 184 185 186 След. >|