Повесть о дружных   ::   Карнаухова Ирина

Она стояла опустив руки, понурив голову, думая о чем-то своем, тяжелом. Ведро с горячей водой у ее ног окутывало ее облаком пара.

Таня подошла к Власьевне и молча смотрела на нее. Власьевна перевела глаза на девочку и сказала тихо:

- Ну как, пташка? Живешь-то как?

Таня не ответила на вопрос, а, прижавшись к Власьевне, горько заплакала. Власьевна крепко прижимала ее к себе, молчала и смотрела в темное окошко в углу. Потом положила руку ей на голову:

- Ну, будет, Чиженька, будет! - И, убеждая себя и девочку, добавила: Жить нужно! До победы дожить хочу! Людям помочь нужно. Не я ведь одна, много баб плачет. Так и руки опустить? Может, Митенька вернется,- сказала она с надеждой. Потом, помолчав, поглядела Тане в глаза.- А о Марье Дмитриевне, помнишь, мы говорили? Пойдем-ка, я тебе покажу. Иди, иди, не бойся, ее дома нет.

В комнате Марьи Дмитриевны было чисто-чисто, пахло хвоей и травами.

На столике в углу свежие еловые ветки украшали большую фотографию. На фотографии двое ребят - мальчик лет семи и пухленькая девочка-пятилетка играли плюшевым мишкой. Под фотографией написано: "Толик и Танечка. 1941 г.".

"Танечка"! Так вот оно что! Вот почему она никогда не называла Таню по имени!

- Вот,- сказала Власьевна,- двое... двое детей было - и никого не осталось. На глазах у матери фашисты убили. На переправе через реку... Детей и стариков, подлые, бомбили. Мало кто там уцелел. Марья Дмитриевна раненая была. Своих детей не спасла - их сразу убило... А чужих двоих вытащила. Долго потом она в госпитале лежала.