Страница:
20 из 319
Больше всего я боялся матери, но на этот раз меня застиг отец!
- Что, опять стихи? О чем?
Мой отец сам когда-то писал стихи (мать говорила, что очень хорошие; наверно, стихи посвящались ей) и радовался, что я продолжаю его традицию.
Хорошо, что я записку писал в тетрадке со стихами.
- Вот, - сказал я и ткнул пальцем в срочно перевернутую страницу.
Отец взял у меня тетрадку (слава богу, записка осталась у меня в руках) и стал читать вслух:
В заунывном шуме сосенном,
В тишине дождливой дня
Приближенье серой осени
Вновь на сердце у меня.
Как забытое, далекое,
Где-то в самом тайнике
Вместе с пушкинскими строками
О печали и тоске.
Дни бегут, недели, месяцы...
Ведь должно же все пройти!
Как Есенин мог повеситься,
В жизни выход не найти?
Ведь не все еще заброшено!
Есть Россия - наша мать.
Даже в грусти есть хорошее,
То, что многим не понять!
- Вот какая штука. По-моему, достаточно меланхолично, - заметил отец. - И что ж, это ты вправду так мрачно настроен?
- Но это же стихи, папа!
- А, ну тогда конечно, - понимающе сказал отец.
Я и в самом деле считал, что стихи это стихи, и писать их надо не так, как говоришь или думаешь.
- А Николаю Степанычу показывал? - спросил отец.
- Показывал.
Николай Степанович - наш сосед по квартире, отец очень любил его.
- А в Доме пионеров?
Я промолчал.
|< Пред. 18 19 20 21 22 След. >|