Пожарный кран No 1   ::   Соломко Наталья Зоревна

И Кузе вдруг стало так холодно и страшно, как бывает только в самом страшном сне.

Будто он остался один-одинешенек в целом свете.

Нет, даже еще страшнее: будто он еще не один, но люди - много-много людей - стоят вокруг, смотрят на него прощально и молчат. И сейчас они уйдут навсегда от Кузи, а Кузя не знает, как их остановить.

- Не молчи, Елькина! - умоляюще сказал Кузя. - Скажи хоть что-нибудь!

Молчит Анька и смотрит.

- Ну, обругай меня самыми последними словами! Ну, пожалуйста, Елькина! Ну, что тебе, жалко?

- Уходи отсюда, - тихо сказала Анька. - Ты недобрый.

ГОРИ, СИЯЙ!

В коридорах пели...

...Твоих лучей волшебной силою

Вся жизнь моя озарена,

печально выводил бас.

Умру ли я, ты над могилою

Гори, сияй, моя звезда...

подпевал звонкий упрямый голос.

А когда Михаил Павлович и Анька допели, стало тихо, только эхо все никак не могло угомониться в дальних коридорах, и все бродило, все шептало: "Гори-сияй... Гори-сияй..."

- Не хочу я его любить, - грустно сказала Анька. - Он злой, плохой...

- А любят не только хороших... - вздохнул Михаил Павлович. - Что ж тебе любовь-то - похвальная грамота?

- И плохих любят? - удивилась Анька.

- Всяких...

- И совсем-совсем плохих?

- И совсем-совсем...

- Почему?

- Потому что мы, люди, - задумчиво объяснил Михаил Павлович, - всегда надеемся на лучшее в человеке... И верим, что, когда его уже ничто не может спасти, спасет наша любовь.

- А она спасет? - с надеждой спросила Анька.