Дело Кублай-хана   ::   Пратер Ричард С.

Но какое это имеет значение? Я не могу понять, почему вы все время говорите со мной об Эфриме, когда вам нужно расследовать зверское убийство молодой девушки.

– Он мертв.

– Что?

– Он мертв. Его застрелили.

Торгесен внимательно смотрел на Монако. Потом прикрыл глаза, словно ему захотелось спать, но вид у него был далеко не сонный. Похоже, этот человек никогда не бывает сонным.

Монако едва выдавливал из себя слова:

– Мертв? Боже мой! Эфрим? Не может быть. Как? Вы говорите, его застрелили?

– Вы не знали, что он убит?

– Конечно нет. Бог мой, Эфрим.

Он опять переигрывал. Причем настолько явно, что я даже подумал, уж не специально ли он разыгрывает из себя бездарного актера, выступающего на сцене захолустного театра. А может, он действительно плохой актер и при всем старании ему не удается сыграть то, во что не верит. Так бывает с людьми, которые не умеют лгать. Но про Монако я этого не знал. В одном я был убежден: он врет.

– В сложившихся обстоятельствах вы не откажетесь, надеюсь, проехать с нами?

– Разумеется. С радостью. Я же не знал этого раньше, сержант. – Он докурил сигарету и бросил окурок, долго вдавливал его в землю своим серым ботинком, потом поднял глаза на Торгесена: – Вы не возражаете, если я переговорю с мистером Скоттом?

– Пожалуйста.

Монако направился к своему белому "линкольну". Когда я остановился рядом с ним, он посмотрел на меня и сказал:

– Вот сукин сын.

Я ничего не ответил. Да он и не спрашивал.

– Черт возьми, – начал он. – Почему...