Серебряный герб   ::   Чуковский Корней Иванович

И благосклонно произнес:

- Да-да-да!

-Четыреста двенадцать, - еле слышно сказал мне Зуев, сохраняя ту же лицемерную позу страдальца, плачущего о своих прегрешениях.

- Врешь! - возразил я запальчиво. - Не четыреста двенадцать, а двести четырнадцать!

Голос у меня был визгливый, и мое "врешь" прозвучало как выстрел.

Мелетий взлохматил бороду.

- Сейчас же ступай к доске, - сказал он, - и объяви всему классу о причинах твоего неблагопристойного вопля. - И прибавил внушительно: - Да!

Это новое "да" особенно рассмешило меня.

- Хи-хи-каешь! - рассердился Мелетий. - Радуешься, что мерзким своим поведением развращаешь благочестивого Григория Зуева!

Тут уж засмеялся весь класс. "Благочестивый" Зуев был отъявленный сквернослов и ругатель.

Желая показать отцу Мелетию, что я вовсе не так плох, как он думает, что у меня и в помыслах не было развращать "благочестивого" Гришку Зуева, я решил открыть ему всю правду.

- У вас, батюшка, - сказал я любезно и вкрадчиво, - есть привычка часто говорить "да-да-да". И вот мне захотелось подсчитать, сколько раз в течение урока...

Мелетий не дал мне договорить и, ухватив свою бороду, стал яростно вырывать из нее волоски.

Это всегда выражало у него высшую степень гнева: чем сильнее был он рассержен, тем беспощаднее терзал свою бороду. И успокаивался только тогда, когда вырывал из нее два или три волоска.