Статьи, выступления, заметки, воспоминания о Горьком   ::   Маршак Самуил

Было странно подумать, что весь Горький у нас и что с приездом его к нам никакого Горького за стенами этого дома неосталось. Будто к нам в дом привезли с площади известный памятник и площадь опустела.

Горький оказался человеком огромного роста, слегка сутулым и совсем не таким, как на открытке. Вместо блузы, на нем была короткая куртка, наглухо застегнутая. Волосы были коротко острижены. Ничего монастырского или страннического в настоящем Горьком не было. Он был похож, как мне тогда показалось, на солдата. Глаза мне понравились - серо-синие, с длинными ресницами. Ресницы придавали взгляду необыкновенную пристальность.

Горький стоял в дверях и говорил неожиданным басом.

- Я провинциал, - говорил он Стасову застенчиво и угрюмо.

"О" в этом слове "провинциал" звучало так, будто на пем ударение.

Это еще был нижегородский Горький.

Весь вечер я держался вдали от Горького. Да и о чем мне было говорить с ним? Если бы он оказался таким симпатичным, как на открытке, я бы, пожалуй, подошел к нему и заговорил. А то вдруг - этакий рост, этакий бас, да еще волком глядит. Нет, тут не заговоришь.

Но я следил за ним из угла, пока Глазунов играл на рояле, пока пел Шаляпин. Горький разговаривал мало и часто хмурился. Когда он улыбался, лицо его делалось немножко хитрым и задорным, как у нашего слободского парня. Будто он затеял мальчишескую каверзу.

Только к концу вечера, после того как я продекламировал свои детские стихи, я очутился рядом с Горьким в углу, Мои друзья рассказывали Горькому, что я болен и мне необходимо уехать на юг.