Сто почтовых марок   ::   Пантелеев Алексей Иванович

Она велела кухарке завернуть в пергаментную бумагу оставшиеся котлеты, положить туда побольше хлеба и еще какой-то провизии, а сама сходила в спальню и принесла китайчонку серебряный рубль. Он почему-то ужасно испугался, схватил монету, сунул ее себе в рот, за щеку (да, да, в рот и за щеку), потом быстро вытер рукавом сальные губы и, не сказав ни "спасибо", ни "до свиданья", повернулся и ринулся на лестницу.

Все дни, пока был болен Вася, я ночевал в родительской спальне. И в этот вечер, устроившись поуютнее на большой папиной кровати, под большим одеялом, натянув это одеяло себе на нос, я собирался, как обычно, перед сном помечтать - о посылке из Китая, о фарфоровых чашечках, о живом китайчонке. Закрыл глаза и вдруг увидел перед собой серые скрюченные пальцы, тянущиеся к белому с голубой каемкой блюду. Увидел в этих грязных пальцах такую же серую, длинную котлету и вдруг на всю квартиру заплакал.

Прибежала мама.

- Лешенька, милый, детка, что с тобой? О чем ты?

Уткнувшись лицом в папину подушку, я плакал и не мог остановить слез. Я так плакал, что начал икать.

Присев рядом, мама обнимала меня, целовала, гладила мою стриженую голову.

- О чем ты? О чем? - без конца спрашивала она.

Что мог я ответить ей, когда и сейчас, очень много лет спустя, я не знаю, о чем я тогда плакал.

...На этом все и кончилось.

Не было больше ни альбомов, ни марок, ни фарфоровых чашек, ни живых китайчат. А заодно куда-то исчезла вскоре и наша премудрая воспитательница.