Тоня из Семеновки (сборник)   ::   Баруздин Сергей Алексеевич

Но вот одна из заснеженных фигур повернулась к ней, наверно смешной и наивной сейчас, и молодой, и непривычной (именно оттого, что она была женщиной), и Варя услышала сквозь ветер:

- Рот Фронт, геноссе! Тельман! Геноссе, Рот Фронт!

Варя разглядела чуть поднятую культяпку и запорошенный снегом рукав.

Она поразилась, ничего не ответила, а потом уже, когда их машина двинулась вперед, стала горячо рассказывать своим соседкам девушкам:

- Понимаете, это наверняка их коммунист! Ведь он сказал...

- Все может быть, - сказал младший лейтенант. - Может быть...

- А что ж тут такого! - подтвердила одна из девушек. - Всё они подняли против нас!..

- Все они сейчас такие, - сказала другая. - Как в плен попались, так у них: "Сталин гут, Гитлер капут!.." Не верю, девочки, не верю!

А Варе хотелось верить.

Когда это было? В тридцать пятом или в тридцать шестом? Или в начале тридцать седьмого? Тогда ей было пятнадцать или четырнадцать. Весна. Да, как раз весна. Значит, тридцать седьмой. В клуб Наркомтяжпрома на их концерт пришли немецкие пионеры - дети работников Коминтерна. И потом, когда закончился концерт, они долго говорили.

"Рот Фронт!" - не раз слышала она в тот вечер. И опять: "Рот Фронт!"

Остальное было по-русски. Немцы отлично понимали по-русски. Ведь все они жили в Москве, а многие и родились в Москве.

После концерта они шли вместе - с площади Ногина вверх по Ильинскому скверу.

И опять она слышала по-немецки: "Рот Фронт!"

И по-русски: "Товарищи!"

Это всегда был ее самый любимый сквер. Из многих, какие она знала в Москве, любимый - сквер у Ильинских ворот.