JК
Трудная коррида :: Яковлев Юрий
Страница: 4 из 54Нет, я не был ангелом-хранителем, приставленным к Гене небом. Стараясь уберечь его, я одновременно защищал себя, свои надежды и свою веру в людей. Может быть, нас и сблизила общая неподвластность возрасту, не проходящая с возрастом человека незащищенность. Ахиллесова пята. Две пяты: одна - побольше, другая поменьше.
Была у Гены любимая поговорка:
- До весны дотянем, а там наши подойдут!
Откуда она попала к семнадцатилетнему мальчику? Ее как бы занесло ветром из далеких трудных времен. От нее веяло ожиданием и надеждой. Но было в ней что-то щемящее, грустное. И теперь, когда мне бывает тяжко, я повторяю Генкины слова и как бы слышу его голос. Вот и весна разлила на дорогах свои мелкие, подсиненные небом моря, а наши все не идут. Но они придут, Генка!
Помню белое, сахаристое поле, снег, поблескивающий кристалликами, и выпуклые, освобожденные от зимнего покрова островки земли. Гена шел, жмурясь от солнца, и вдруг опустил голову, и в глаза ему острым изумрудом ударила зелень. Он присел на корточки, стал разглядывать нежные всходы озимых. Ему показалось, что это вылупился птенец: зеленые перышки слиплись, а вокруг снег, как уже ненужная скорлупа. Он наклонился еще ниже и стал дышать на травинки, отогревать дыханием. И вдруг почувствовал себя частью этого оживающего мира, равным с деревьями, облаками, землей, с этими травинками, похожими на слипшиеся перышки птенцов. Это в нем, в Генке, бушевал март - таяли снега, пробивались изумрудные травинки.
Была у Гены любимая поговорка:
- До весны дотянем, а там наши подойдут!
Откуда она попала к семнадцатилетнему мальчику? Ее как бы занесло ветром из далеких трудных времен. От нее веяло ожиданием и надеждой. Но было в ней что-то щемящее, грустное. И теперь, когда мне бывает тяжко, я повторяю Генкины слова и как бы слышу его голос. Вот и весна разлила на дорогах свои мелкие, подсиненные небом моря, а наши все не идут. Но они придут, Генка!
Помню белое, сахаристое поле, снег, поблескивающий кристалликами, и выпуклые, освобожденные от зимнего покрова островки земли. Гена шел, жмурясь от солнца, и вдруг опустил голову, и в глаза ему острым изумрудом ударила зелень. Он присел на корточки, стал разглядывать нежные всходы озимых. Ему показалось, что это вылупился птенец: зеленые перышки слиплись, а вокруг снег, как уже ненужная скорлупа. Он наклонился еще ниже и стал дышать на травинки, отогревать дыханием. И вдруг почувствовал себя частью этого оживающего мира, равным с деревьями, облаками, землей, с этими травинками, похожими на слипшиеся перышки птенцов. Это в нем, в Генке, бушевал март - таяли снега, пробивались изумрудные травинки.