В тылу как в тылу   ::   Алексин Анатолий

Когда Подкидыш очнулся, он попросил, чтоб ему вернули очки. Наверно, думал, что сквозь толстые стекла не будет видно, как он страдает.

- Боль должна быть невыносимая, - опять одними губами проговорила Вера Дмитриевна. И сделала Николаю Евдокимовичу еще какой-то укол.

- Теперь станет легче.

Он заснул. Внутри у него что-то скрежетало, переворачивалось. Странно... но это нас успокаивало: мы вроде бы с ним общались, прислушивались к нему.

Двигаться по комнате мы не имели права. Я сидел на белой табуретке, а мама стояла.

Один раз Николай Евдокимович, вновь очнувшись, подозвал нас и прошептал:

- Мне очень... вас жалко...

- Ты... наш дорогой! - ответила мама.

Никогда прежде она не называла его на "ты". Услышав в этом отчаяние, Подкидыш захотел улыбнуться.

- "Учитесь... властвовать собой", - тихо посоветовал он. Или, верней сказать, попросил.

К вечеру в палату вошел милиционер в накинутом на форму халате. Я не мог определить его чина.

Он подсел к постели, раскрыл тетрадку и сказал:

- Мне разрешили... на пять минут. Дело требует! - Это напоминало сцену из кинофильма. - Так что несколько слов... Николай Евдокимович весь как-то напрягся.

- Запишите, - с твердостью, которой трудно было ожидать, сказал он. Тросы проверял я. Лично я...

- Но ведь руководительница работ... - осторожно вставил милиционер.

- Нет, - перебил Николай Евдокимович. - За это отвечал я. И доложил ей, что все в полном порядке.