Страница:
29 из 321
И припомнились Фросе шутки и смех, и утренние, сбереженные матушкой сны, и цветастые полушалки из матушкиной укладки.
Изменилось все. Жизнь стала сиротской.
Нр ведь не всякая сиротская жизнь облита дни и ночи слезами? Ведь бывает, и чужие люди душевно живут?
Нет, слишком уступчив был Фросин брат, слишком подчинен молодой жене, а скорее, недалекого ума был мужик: верил всем ее злым наговорам.
- Ты зачем про нас по селу языком подлым чешешь? Ты почто на весь мир нас срамишь?
- Братчик, родненький, не срамлю я.
- Врешь.
И стегал вожжами, пока с ног не свалит.
- Забьют девчонку, - поговаривать стали на селе.
Но в чужие семейные дела не вступались. Кому охота из-за сиротки врагов наживать? Иная баба из жалости сунет кусок, потихоньку на ходу приласкает. Фрося только голову ниже опустит. И молчит, вовсе стала молчунья.
Как-то раз, когда Фрося одна оставалась в избе, вбежала старая нарядная дачница с затейливой прической. Фрося сидела на лавке, усохшая, с безжизненным взором. Ксения Васильевна схватила ее худенькую девчоночью руку.
- Слух идет, тебя бьют?
- Нет, нет, барыня, ради Христа, и не говорите такого! - испугалась она.
Ксения Васильевна приподняла линялую юбчонку на Фросе, увидела иссеченные синими и багровыми рубцами ноги.
- Изверги! Сейчас же идем.
|< Пред. 27 28 29 30 31 След. >|