Жизнь и мечты Ивана Моторихина   ::   Крестинский Александр Алексеевич

Что с тобой, Ваня?

Это "что с тобой, Ваня?" было таким растерянным, беззащитным, что Иван даже заколебался, но тут же ожесточился еще сильней: "Не уступлю!"

Зато Григорий Ильич не выдержал, закричал: "Чего молчишь?!" Он ударил указкой по столу, указка треснула. Григорий Ильич бормотнул что-то и выскочил из класса, оставив Ивана одного.

* * *

Стал Иван притчей во языцех. То на совет отряда вызовут, то на совет дружины. То на родительский комитет. И всюду спрашивают одно и то же: почему? Почему раньше хорошо учился, а теперь - худо? П о ч е м у?

И всюду Иван молчит. Только об одном жалеет: зачем вначале хорошо учился! Скорей бы выгнали! Почему не выгоняют?

Не выгоняли. Воспитывали. Мать вызывали. Не раз.

Возвращаясь домой, мать реагировала по-разному. То за веник хваталась, то кричала, то плакала.

Все Иван терпел - и боль, и крики, и плач, и причитания. Он и тут молчал, как в школе. Стиснув зубы, молчал. Вспоминал Гильома Каля и от внутреннего торжества своего над всем этим треклятым Ступином даже холодел. "Мучайте, - думал, - мучайте, все равно не поддамся!"

Бабушку тоже один раз вызвали. На педсовет. Она там прикинулась дурочкой. Сидит, носок вяжет, всем кивает, всем улыбается и твердит: да-да, мол, улучшим, исправим, добьемся. Это про Ванину учебу, значит.

Не рады были учителя, что и вызвали ее.

Бабушка собралась было уходить, как ее остановил Григорий Ильич:

- Постой-ка, Прасковья Васильевна!

Бабушка повернулась к нему. Он улыбнулся ей.