JК
Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3) :: Кононов Александр Терентьевич
Страница: 1 из 411---------------------------------------------
Кононов Александр Терентьевич
Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3)
Александр Терентьевич КОНОНОВ
ПОВЕСТЬ О ВЕРНОМ СЕРДЦЕ
Книга третья
ЗОРИ НАД ГОРОДОМ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Варшавский поезд запаздывал по причинам, никому не ведомым. Так уж повелось с самого начала войны - с августа четырнадцатого года.
Вокзал, памятный Григорию Шумову своими всегда полупустыми, гулкими залами и нежилым холодом устланного плитами коридора, теперь был до отказа набит народом.
Плечом к плечу стояли тут рослые лесорубы - латыши, русские, литовцы, - с топорами за поясом, с пилами, бережно укутанными в чисто вымытое тряпье; сидели на корзинках и сундучках женщины - истомленные лица их выражали, казалось, одно только чувство: беспредельное терпение; какие-то молодцы торговой складки - то ли приказчики, то ли купчики - в поддевках тонкого сукна, в картузах с лаковыми козырьками бойко лузгали семечки на глазах у седобородого швейцара; старик, видно, уже притомился воевать за порядок и лишь поглядывал косо, с гневным укором.
Рядом с Гришей у самой стены жались в уголок двое раненых в мятых шинелях, в папахах из убогой бумажной мерлушки; у одного была забинтована голова, у другого рука висела на черной перевязи. Должно быть, оба пробирались после госпиталя домой на короткую побывку.
От многолюдья воздух был тяжелый, влажный, дымный.
Кононов Александр Терентьевич
Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3)
Александр Терентьевич КОНОНОВ
ПОВЕСТЬ О ВЕРНОМ СЕРДЦЕ
Книга третья
ЗОРИ НАД ГОРОДОМ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Варшавский поезд запаздывал по причинам, никому не ведомым. Так уж повелось с самого начала войны - с августа четырнадцатого года.
Вокзал, памятный Григорию Шумову своими всегда полупустыми, гулкими залами и нежилым холодом устланного плитами коридора, теперь был до отказа набит народом.
Плечом к плечу стояли тут рослые лесорубы - латыши, русские, литовцы, - с топорами за поясом, с пилами, бережно укутанными в чисто вымытое тряпье; сидели на корзинках и сундучках женщины - истомленные лица их выражали, казалось, одно только чувство: беспредельное терпение; какие-то молодцы торговой складки - то ли приказчики, то ли купчики - в поддевках тонкого сукна, в картузах с лаковыми козырьками бойко лузгали семечки на глазах у седобородого швейцара; старик, видно, уже притомился воевать за порядок и лишь поглядывал косо, с гневным укором.
Рядом с Гришей у самой стены жались в уголок двое раненых в мятых шинелях, в папахах из убогой бумажной мерлушки; у одного была забинтована голова, у другого рука висела на черной перевязи. Должно быть, оба пробирались после госпиталя домой на короткую побывку.
От многолюдья воздух был тяжелый, влажный, дымный.