А внизу была земля   ::   Анфиногенов Артем Захарович

- Сам, говорит, не особо много сбивал, но и его не тронули, только на Кубани влепили по загривку... За два-то года!

- И что ты предлагаешь? - серьезно спросил Силаев.

- Как - что? Надписать! Неужели нет, товарищ командир? Новый самолет получим, я свою кабину этими словами со всех сторон укреплю...

- Еще получить надо.

- Но, товарищ командир, уговор: ни гу-гу. Могила. Иначе вся сила пропадет... Кроме нас двоих, чтобы ни одна душа. Желанного впечатления на летчика грамотка не произвела.

- Посмотрим, - сказал он, складывая бумажку вчетверо и упрятывая ее в "пистончик", маленький внутренний карман в брюках, где хранился медальон. Я на земле молчать умею. Я не люблю, когда в воздухе в неподходящий момент умолкают, - недовольно и уже не в первый раз возвратился летчик к бою с "фоккерами", когда оба они, командир экипажа и стрелок, порознь выбросились из самолета.

- А что я мог поделать, если ленту перекосило? - быстро ответил старшина, отодвигаясь от Силаева вместе с табуретом. Сильные, сжатые кулаки Степана как бы выжали на весу мокрую тряпку, показывая крутой перекос пулеметной ленты. Этот резкий, наглядный жест повторяется, едва заводит летчик речь о катастрофе, разразившейся над ними двадцать седьмого числа. Перекосило ленту, заело и - никак... Почему - "умолк"? Не умолк! Я кричал... Командир, кричу, "фоккера"... Не слышал?

Этого крика, предостережения Силаев, мчась над огненной бездной, над клубящейся преисподней Миуса, не слышал.