День джихада   ::   Щелоков Александр

И вот теперь, когда они, убитые и недвижимые, не могут себя защитить, их собираются снимать для показа в очередном выпуске теленовостей.

Мертвые сраму не имут. Так принято говорить, но никто так на самом деле не думает. Сраму не имут победители. А вот для побежденного ничего, кроме срама, не остается. Так зачем же выносить его на люди, раздувать позор, скакать на чужих костях?

Разве виноваты те, кто убиты, а не те, кто их послал на смерть?

Вскинув автомат, Колышкин бросился навстречу телевизионщикам.

— Слушай, парень! — Лейтенант щелкнул затвором. — Встань туда, сука! К дереву! — Колышкин заводился все больше, и голос его сорвался на крик: — Кому приказано?!

Оператор побледнел так, что даже красные прыщики на левой щеке стали белыми, словно их припудрили.

— Да ты что, мужик?! — Оператор пытался говорить слова как можно громче, но язык не слушался его и оператор натужно хрипел.

— Я тебе не мужик! Я здесь лейтенант!

— Товарищ лейтенант, — вмешался напарник оператора, испуганный вспышкой офицерского гнева и сообразивший, что лейтенант сейчас не блефует, что он запросто вжарит в пузо оператору весь рожок — и разбирайся потом, кто был прав, кто виноват: в таком пекле все может случиться, и лучше уж не обострять отношения, а сглаживать их, смягчать. — Товарищ лейтенант, объясните нам, что здесь можно снимать? Мы ведь, как и вы, при исполнении. Верно? И шансов нарваться на пулю у нас здесь ничуть не меньше, чем у солдат.