Андрей Белый   ::   Мочульский Константин Васильевич

В венке серебристом и в мантии бледно-небесной,

Простерши свои онемевшие руки над миром.

Люциферический огонь потух; дерзновенные надежды обманули. Теперь он знает: он Лже-Мессия; голос, звавший его на спасение мира, был голосом искусителя.

Вселенная гаснет. Лицо уронил восковое,

Вселенная гаснет, зарей обнимая колени.

Во взоре потухшем — волненье безумно-немое.

В уснувшем, в минувшем — печать мировых

окрылений.

Сорвался с горных круч величественный прекрасный демон, — упал жалкий, обезображенный, окровавленный человек. Последние стихи 1903 года полны беспощадного глумления над самим собой, самопрезрения, самобичевания.

И столько искреннего отчаяния в этих словах, столько человеческой муки, что нельзя не поверить в полную правдивость признаний поэта. В стихотворении «Жертва вечерняя» безумие пророка Мессии показано без покрова символов:

Стоял я дураком

В венце своем огнистом,

В хитоне золотом,

Скрепленном аметистом.

Стоял один, как столп,

В пустынях удаленных

И ждал народных толп

Коленопреклоненных.

Но толпы не приходят, и пророк восклицает:

Будь проклят Вельзевул,

Лукавый соблазнитель,

Не ты ли мне шепнул,

Что новый я спаситель?

Другое стихотворение названо «Лжепророк». Оно начинается так:

Проповедуя скорый конец,

Я предстал, словно новый Христос,

Возложивши терновый венец,

Разукрашенный пламенем роз.