Блокада (Книга 4)   ::   Чаковский Александр

В голосе ее прозвучала такая усталость и такая безнадежность, что Суровцев неожиданно для себя громко и даже сердито прикрикнул:

- Почему это нету?! В боевой обстановке письма писать даже генералам трудно, не то что сержантам...

- А я тебе что говорю, Марья Семеновна? - вдруг встрепенулся сидевший рядом с Суровцевым старик. - Может быть, и почта виновата? Я вот вчера в отделение ходил, думал, вдруг письмо от Васи лежит, тоже третью неделю ни слуху ни духу... Так ты знаешь, что на почте-то делается? Писем неразобранных - сотни! Пачками в углах и лежат! Я заведующей говорю: по какому праву такое безобразие допускаете? А она мне в ответ: у тебя силы есть? Вот тебе сумка и ходи разноси. А у меня, говорит, всего десять старух осталось, и у половины из них ноги опухать стали, квартал пройдет, десяток лестниц вверх-вниз отмахает и час стоит, к стене прислонясь, - не ходят ноги-то!..

- Ты, Марья, не жалуйся, - прозвучал из темноты другой женский голос. Тут, почитай, все жены или матери солдатские... Тебе еще жаловаться рано, ты... ты... еще похоронку на своего не получила, ты... - Голос прервался, послышались тихие всхлипывания.

"Матери... жены... дети... - с горечью, с болью подумал Суровцев. - Да, насколько счастливее те, кто может встретить врага с оружием в руках... А ждать, томительно ждать..."

И вдруг Суровцев вспомнил о своей матери, живущей в далеком волжском городке, вспомнил о том, что очень давно не писал ей.

После того как поступил в Ленинградское военно-инженерное училище, все связанное с детством отошло куда-то на задний план. Во время учебы он ездил домой лишь дважды, хотя знал, что мать одинока - отец Суровцева, командир Красной Армии, умер еще в начале двадцатых годов.