Блокада (Книга 4)   ::   Чаковский Александр

Что я могла сказать ему еще? Что боялась встречи с ним, потому что любила его? Боялась, чтобы его чистые руки не прикоснулись к моему телу, оскверненному липкими, потными руками немецких солдат? Что я могла страшиться чего угодно - что он разлюбит меня, отвернется, найдет другую?.. Но только не этого! Только не того, что я услышала от нега сейчас...

Я подумала о Суровцеве, о моем последнем разговоре с ним. Представила себе, как он, влекомый неодолимым желанием быть там, где бьются его товарищи, на этом страшном Невском плацдарме, уходит из нашего госпиталя. И последние слова той его записки тоже вспомнила: "А он вернется!"

Вот он и вернулся... Я с ненавистью посмотрела на Анатолия.

Он как-то неуклюже потоптался на месте, потом стал надевать шинель. Долго не мог попасть в рукав. Наконец оделся в пошел к двери.

- Забери свой мешок, - сказала я. - И это. То, что лежит на столе.

Анатолий обернулся.

- Отдай матери, - глухо сказал он.

- Она не будет этого есть. И я не буду. Никто не будет. Возьми.

Он все еще стоял у двери.

Тогда я схватила со стула его вещмешок и стала, не глядя, бросать туда остатки еды со стола. Потом швырнула мешок в порогу.

- Забирай!

Анатолий взглянул на меня, на мешок, поднял его за лямку.

- Иди! - снова сказала я и отвернулась.

За спиной у меня открылась и захлопнулась дверь...

15

Хмурым ноябрьским утром в кабинете Васнецова собрались секретари ленинградских райкомов партии и комсомола.