Девятый том   ::   Петрушевская Людмила Стефановна

Тут меня хозяин и нашел, он с собакой ходил, я голый лежу, живот як та бомба.

Ребенок : Ахх! (Ест кисель, ложка стучит о кастрюльку.) Грмбррр… Прр…

Дочь : Мишенька, нельзя!

Старший сын (солидно) : Оплевал все.

Ганна : А кормили нас, хлеб мокрый, с половой, баланда гнилая… Усе покрылися нарывами…

Григорий : Не, а мне было хорошо. Гут. Я по-немецки помню. Гут. Хозяин с собакой меня взял, шнелль, форвард, привел, дал одеться, вылечил, ничего не спросил, меня не выдал, я его на бричке потом возил. Обед в поле возил… Пленным…

Ганна : И мы так и писали на черепице, щепочку найдешь… Уси девчата писали… Ридна мамо, от дочки с Германии…

Ребенок : Фффхх! Прлбр… няняня… (в восторге.) Ахх! (Гремит кастрюля.)

Дочь : Все съел Мишенька наш!

Вот такой (примерно) был разговор, но гораздо более интересный, красивый, два характера как на подбор: страдающая, поющая женская душа, какой-то киевско-русский язык как песня, и деловая, беспардонная (как мне казалось) мужская натура.

Рабыня, которая предпочитала смерть плену, и раб, полюбивший хозяина.

Я назвала эту притчу, конечно, «Мы не рабы», а нач. отдела, подлец, потребовал, чтобы я написала полностью имена и фамилии говоривших. Это, конечно, была заурядная провокация.

И конечно, я отказалась, мотивируя это тем, что у тех людей будут большие неприятности, хозяина вообще могут судить как предателя и т.д., а какой он предатель был, умирающий мальчишка 17-ти лет.