Девятый том   ::   Петрушевская Людмила Стефановна

Заставить проводить совершенно другие заседания парткома, заседания чистых сердцем борцов, готовых на забастовку и отказ от премии!

Может, он и мне помогал именно из этих благородных побуждений типа «пусть цветут все цветы», в частности, вызвал меня, как вызывают члена партии в райком (ковер, пять телефонов, секретарша, библиотека, просители в предбаннике), и сказал кратко:

— Ну вот у вас «Чинзано».

— Да.

— Ну что это за пьеса, простите, двадцать страниц. Это пьеса?

— Да.

— Какая же это пьеса, если ее нельзя сыграть в театре!

— Играют же (скромно, я).

— Кто! (со знаменитым придыханием)

— Ваш же. Игорь Васильев. Олег Даль репетировал.

— Это не в театре, это не то. Напишите второй акт.

— Я по заказу не работаю.

— Продолжение, второй акт.

— А! Вы так хотите: в первом акте пьют мужики, во втором бабы.

— Ну!

— И одна говорит другой: запомни, вчера я ночевала у тебя!

— Ну!!!

Ефремов был доволен.

Я шла домой и злорадно думала: «Я напишу такой второй акт, что ты точно не сможешь поставить».

Написала. И он действительно не поставил. Но тут же своей волей защитил запрещенный спектакль Виктюка, который поставил мои «Уроки музыки» в университетском театре на Моховой.

Главное, что мне удалось за эти годы понять, это то, что он терпеть не может выверты, приемы, режиссерское присутствие на сцене. Он так хорошо знает театр, что ему просто скучно это делать. Высший пилотаж — это другое. Совершенно другое. Ни шва наружу. Ни следа работы. Все идет, как будто ставит сама жизнь. На зрителя надо воздействовать тайно.