JК
Газета Завтра 204 (43 1997) :: Завтра Газета
Страница: 93 из 160“Пошел ты!” — прошипела Людка. — “На свалке в контейнере закопаю”, — пообещали эти вонючие подмышки так убедительно, что она тотчас и распрощалась с мечтой о завязке.
Все рассказала о себе Нецве.
Он как-то пережил эту новость, не исчез. Только переселился в боковушку, осложнив жизнь Людке и работу.
И сегодня из-за этого опять выходил у нее напряг. Какого-то русского подсунул Генка перед самым закрытием ресторана, значит, надо вести домой.
Черноголовиков в последнее время Людка потому и предпочитала, что они всегда волокли ее на свою территорию, страшась извилистых улочек чуждого поселения.
Людке теперь, когда продолжал ошиваться у нее этот Нецва, хоть с дальнобойщиком в кабине, лишь бы не дома.
Клиент, оказывается, какой-то ученый. Все рассуждает о древности городка. Ясно Людке, что и пал-то он на нее скорее с многодневного перепою, чем с похоти. Высокий, сырой мужик в кепочке-жириновке, в желтом широченном плаще, будто в театральном балахоне, колыхается и бликует в ночи.
Запускает пятерню во взбитые кудряшки на голове Людки, ломает лаковый цемент строения, дергает за волосы и возбужденно гогочет.
— Ты, девочка, сама древность во плоти! Ты — ископаемое. Знаешь ли ты об этом? Еще в шестнадцатом веке таких, как ты, стали бить плетями. И чуть под корень не свели. Мне как историку двойной кайф!
Он нетерпеливо прижимает Людку тяжелым телом к крытой ставне какого-то дома.
В ночном стоянии воздуха треплет девку буря.
Все рассказала о себе Нецве.
Он как-то пережил эту новость, не исчез. Только переселился в боковушку, осложнив жизнь Людке и работу.
И сегодня из-за этого опять выходил у нее напряг. Какого-то русского подсунул Генка перед самым закрытием ресторана, значит, надо вести домой.
Черноголовиков в последнее время Людка потому и предпочитала, что они всегда волокли ее на свою территорию, страшась извилистых улочек чуждого поселения.
Людке теперь, когда продолжал ошиваться у нее этот Нецва, хоть с дальнобойщиком в кабине, лишь бы не дома.
Клиент, оказывается, какой-то ученый. Все рассуждает о древности городка. Ясно Людке, что и пал-то он на нее скорее с многодневного перепою, чем с похоти. Высокий, сырой мужик в кепочке-жириновке, в желтом широченном плаще, будто в театральном балахоне, колыхается и бликует в ночи.
Запускает пятерню во взбитые кудряшки на голове Людки, ломает лаковый цемент строения, дергает за волосы и возбужденно гогочет.
— Ты, девочка, сама древность во плоти! Ты — ископаемое. Знаешь ли ты об этом? Еще в шестнадцатом веке таких, как ты, стали бить плетями. И чуть под корень не свели. Мне как историку двойной кайф!
Он нетерпеливо прижимает Людку тяжелым телом к крытой ставне какого-то дома.
В ночном стоянии воздуха треплет девку буря.