Горячее сердце (рассказы)   ::   Шпанов Николай Николаевич

В одесской биллиардной он с ожесточением заколачивал шары так, что лузы вылетали вместе с кусками бортов.

- Ты можешь понять меня?- мрачно сказал он, когда мы за стаканом вина справляли нашу встречу.- Худо мне.

- Может быть, не так уж худо? - сказал я. Он помотал своей тяжелой, словно вырубленной топором головой:

- Худо. Я - "дармоед советской власти"! Это надо понять. Полгода гнию на границе, рубать не велят!

- Не велят - значит, так нужно,- возразил я,- значит, это в порядке вещей.

- У тебя всегда все в порядке,- огрызнулся Прохор.- По полочкам разложено: тут нужно, там не нужно. Я так не могу. Я же знаю: эти скрипки рано или поздно нам свинью подложат. Так дайте же мне рубануть. Знаешь, какие у меня ребята в полку?

- Представляю себе. Подобрал?

- Х-ха!

- Потерпи.

- Разве это жизнь для истребителя: глядеть, как скрипки на той стороне границы елозят, и не сметь рубануть? Эх, только одно и остается: сплясать с горя. А ну, старик, есть у тебя "Лявониха" ["Лявониха" - белорусский народный танец.]?

Пластинка его любимой "Лявонихи" нашлась, и мы сплясали. Снизу пришли просить пощады: танец был жестоким испытанием для соседей.

С тех пор я его не видел. Мне говорили, что он снова был отрешен от командования частью. Случай был такой, какой и должен был с ним произойти: "скрипач" перелетел бессарабскую границу и углубился в нашу сторону. Таких велено было принуждать к посадке. Важно то, что приказ был ясен: сажать.