JК
Дикие пчелы на солнечном берегу :: Ольбик Александр Степанович
Страница: 44 из 219Грубый, надсаженный никотином и самогоном голос приказал: «Стоять!»
Карданов замер. Попытался отговориться: «Зачем шуметь, парень? В доме все уже спят…»
— Кому велено — стоять!
И точно такой же механический, разве что на октаву выше, голос, в сенях, командовал дедом: «Не зажигай свет, курвина!»
И затем в несколько иной, умягченной интонации вопрос: «Хозяин, где свинья, кури, самогонка?»
Голос говорившего в сенях насторожил Ольгу. Она не могла не узнать его. В 1935 году, еще до замужества, в сельском клубе этот же голос, под гармошку, звенел разухабисто и красиво: «Ты гляди, гляди, гляди, да не подглядывай. Ты люби, люби, люби, да не обманывай». Голос, без сомнения, принадлежал Гавриле Титову, который в давние годы был первым танцором и заводилой на деревенских гулянках. На танцы он всегда приходил в батистовой с перламутровыми запонками рубахе, в брюках из тонкого сукна, заправленных в хромовые с высокими голенищами сапоги. Светлый в завитушках чуб, когда Гаврила наяривал на своей «саратовке», падал на планки, нежно терся о золотые кнопки гармони. Не верилось Ольге, что сладкоголосый певун и бабник Титов превратился в мародера.
Ольга с нетерпением ждала, когда вновь раздастся голос пришельца, чтобы укрепиться или избавиться от последних сомнений. И голос прозвучал:
— Дай, старый пень, пройти в хату…
— Не дам! — отвечал Керен. — Не твоя хата! Ольга вплотную стояла за спиной Карданова, и он лопатками ощущал ее волнительное присутствие.
Карданов замер. Попытался отговориться: «Зачем шуметь, парень? В доме все уже спят…»
— Кому велено — стоять!
И точно такой же механический, разве что на октаву выше, голос, в сенях, командовал дедом: «Не зажигай свет, курвина!»
И затем в несколько иной, умягченной интонации вопрос: «Хозяин, где свинья, кури, самогонка?»
Голос говорившего в сенях насторожил Ольгу. Она не могла не узнать его. В 1935 году, еще до замужества, в сельском клубе этот же голос, под гармошку, звенел разухабисто и красиво: «Ты гляди, гляди, гляди, да не подглядывай. Ты люби, люби, люби, да не обманывай». Голос, без сомнения, принадлежал Гавриле Титову, который в давние годы был первым танцором и заводилой на деревенских гулянках. На танцы он всегда приходил в батистовой с перламутровыми запонками рубахе, в брюках из тонкого сукна, заправленных в хромовые с высокими голенищами сапоги. Светлый в завитушках чуб, когда Гаврила наяривал на своей «саратовке», падал на планки, нежно терся о золотые кнопки гармони. Не верилось Ольге, что сладкоголосый певун и бабник Титов превратился в мародера.
Ольга с нетерпением ждала, когда вновь раздастся голос пришельца, чтобы укрепиться или избавиться от последних сомнений. И голос прозвучал:
— Дай, старый пень, пройти в хату…
— Не дам! — отвечал Керен. — Не твоя хата! Ольга вплотную стояла за спиной Карданова, и он лопатками ощущал ее волнительное присутствие.