Дикие пчелы на солнечном берегу   ::   Ольбик Александр Степанович

Не сразу он вспомнил, что произошло на хуторе, но странное дело — воспоминание больше не терзало его — все в нем словно перегорело. Высохло. Обвалилось.

— Ах, ты, горе мое луковое, — не то плача, не то уже выплакавшись, причитала мама Оля. — Во, вишь, все свои…

Где-то рядом слышался взволнованный голос Верки в перебивку с голосами Вадима и Сталины.

— Ну, папа, Борю все равно не вернешь… Не надо так расстраиваться… ему сейчас хорошо — не больно…

Дед Александр, как будто его ничего на этом свете уже не касалось, повернувшись лицом к божнице, молился и бил поклоны. Он молился за рабу божью Людмилу Алексеевну, павшую от руки супостата: «Упокой душу раба твоего в месте светле, в месте злачне, в месте покойне…»

Баба Люся с Борькой, в другой комнате, лежали рядом, на в два ряда положенном полотне, прикрытые двумя другими кусками материи. Ребятишки старались не смотреть на запертую дверь, но каждый из них, ради любопытства, хотел подойти к ней и в приоткрывшуюся щелочку поглядеть на тот «ужасный ужас».

Вадим с Грихой о чем-то шептались возле лохани, и, если бы кто в доме прислушался к их речам, то в сбивчивой скороговорке уловил бы слово «лимонка».

Мама Оля взяла с лавки кружку с водой и поднесла, к губам Ромки. Он попил и тут же запросился на улицу. Его пошла провожать Тамарка — ждала, пока за углом по старым морщинистым стенам шуршала струйка и пока не показалась измученная жизненными передрягами фигурка племянника.