История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв   ::   Дудаков. Савелий

И они же еще в 60-е годы "руководилисьна практике тем принципом, который теперь защищает Толстой и его последователи. Зло мы не противопоставляли злу" (236). Члены кружка противопоставляли себя и славянофилам, поскольку идеи славянофильства стояли у братьев на втором месте: "Мы были общечеловечны". И, наконец, Вагнер произносит запретное слово: "Наш кружок отчасти воскрешал масонство, но без его мистицизма" (237). Понятно, что такое общество не могло долго существовать, слишком оно было идеальным, и спустя пять или шесть лет кружок распался. Силой обстоятельств Олинский вновь сталкивается с еврейством. Происходит это на фоне борьбы шестидесятников с правительством12. Под прозрачными псевдонимами Вагнер выводит многих деятелей того времени, в том числе участников знаменитой коммуны Слепцова. Он находит весьма острые слова для характеристики экспериментаторов.

Впрочем, к моменту выхода романа Вагнера антинигилистическая тема была неплохо разработана в романах Лескова ("Некуда"), Маркевича ("Бездна"), Крестовского ("Панургово стадо"). Кардинальное отличие книги Вагнера от перечисленных романов состоит в том, что никакого положительного героя, борца против нигилизма у него в произведении нет. Практически нигилисты остаются без оппонента. Язвительные слова в адрес романа Чернышевского ("противуестественная утопия"), о свободной любви ("собачья любовь") не уравновешиваются призывами к максимальному личному самоусовершенствованию, поскольку сам автор признает банкротство "кружковского" дела.