JК
Я не верю в анархию (Сборник статей) :: Летов Егор
Страница: 157 из 414В самоубийстве для меня нет греха, если оно — акт утверждения «залихватских», не отмира сего ценностей, которые сильнее всех инстинктов самосохранения, сильнее всех наглядных распаренных благ, медовых пряников, "жирных рук жизни". Бердяев замечательно помыслил: "…для свободы можно и должно жертвовать жизнью, для жизни не должно жертвовать свободой. Нельзя дорожить жизнью, недостойной человека". О!
— Тебя еще не упрекали в инфантилизме?
— Еще бы! Мой братец всю жизнь «упрекает»! Все, что я несу — это очень детская, если можно так выразиться — «философия». Я все еще дитя в какой-то бесценной степени, и я сияю и горжусь тем, что до сих пор среди всей этой вашей замысловатой гамазни я окончательно еще не потерял детского, наивного, чистого восприятия, и до сих пор безоглядно отношусь к жизни, к тому, что со мной происходит, как к игре. Значит, я все еще молод. И, стало быть, жив. И рок для меня — своего рода детская, жестокая и опасная игра, как те игры, в которые играл маленький Иван и фильме Тарковского. С какой вдохновенной радостью, с каким остервенением я пинал в детстве мячик во дворе — так же весело, вдохновенно и стервенело я ору в свой микрофон. Только ребенок способен на истинно великое безумство, только он способен по-настоящему безрассудно и сокрушительно "дать духу!" «Человек» при-евбем рождении нежен и слаб, а при наступлении смерти — тверд и крепок. Все существа и растения при своем рождении слабые и нежные, а при гибели — сухие и гнилые. Твердое и крепкое — это то, что погибает, а нежное и слабое — то, что начинает жить.
— Тебя еще не упрекали в инфантилизме?
— Еще бы! Мой братец всю жизнь «упрекает»! Все, что я несу — это очень детская, если можно так выразиться — «философия». Я все еще дитя в какой-то бесценной степени, и я сияю и горжусь тем, что до сих пор среди всей этой вашей замысловатой гамазни я окончательно еще не потерял детского, наивного, чистого восприятия, и до сих пор безоглядно отношусь к жизни, к тому, что со мной происходит, как к игре. Значит, я все еще молод. И, стало быть, жив. И рок для меня — своего рода детская, жестокая и опасная игра, как те игры, в которые играл маленький Иван и фильме Тарковского. С какой вдохновенной радостью, с каким остервенением я пинал в детстве мячик во дворе — так же весело, вдохновенно и стервенело я ору в свой микрофон. Только ребенок способен на истинно великое безумство, только он способен по-настоящему безрассудно и сокрушительно "дать духу!" «Человек» при-евбем рождении нежен и слаб, а при наступлении смерти — тверд и крепок. Все существа и растения при своем рождении слабые и нежные, а при гибели — сухие и гнилые. Твердое и крепкое — это то, что погибает, а нежное и слабое — то, что начинает жить.