Красное самоубийство   ::   Николаев Владимир

Для детей это непостижимо большой отрезок времени. Мы слушаем Бонч-Бруевича и воспринимаем его рассказ о Ленине и революции как воспоминания о событиях легендарных, давно ставших историей, и в то же время он стоит перед нами, живой и не очень старый на вид. Сам Ленин пожимал его руку, а сегодня он подает мне свою руку после того, как я, председатель совета нашего пионерского отряда, надеваю ему галстук почетного пионера.

А на следующий день мы уже в другой эпохе, которая надвинулась на нас, предвещая неминуемую войну. Мы столпились в школьном подвале, капитально переоборудованном в стрелковый тир. Мы ложимся по очереди на маты и стреляем по мишеням. От затворов винтовок поднимается сизый дымок с резким и уже хорошо нам знакомым пороховым запахом. Он почему-то приятно щекочет ноздри… Разбираем и собираем прославленную русскую винтовку и даже пулемет. Изучаем ружейные приемы. Маршируем на еще не осточертевших нам строевых занятиях. Поем боевые песни наших отцов.

Нам много говорят о так называемом вражеском окружении, но не пугают им, а уверяют в скором и неизбежном разгроме всех врагов. Оборонительным мероприятиям снисходительно уделяется совсем немного времени, поскольку так положено. Например, по нашей просторной школе с особой пронзительностью разносилось завывание сирены, возвещавшей о химической или воздушной тревоге. Пока учебной… С первыми ее звуками мы выскакивали из-за парт и пулей вылетали из классов, устремляясь на свои «боевые посты».