Критическая Масса, 2006, - 4   ::   Журнал

Религиозный фанатизм проявляет себя открыто: «…я заглянула в лавочку, чтобы купить воды, и здесь на меня накинулись две тетки. Одна щипала меня за преступно голые руки, а вторая вцепилась в волосы…» 1 Грустная картина! Впрочем, и в круге, обрисованном Кучерской, не веселее. Настоятельница устраивает для монахинь самую настоящую темницу; несчастная женщина, увлекшись религиозной жизнью, разрушает свою семью. А когда писательница повествует о чем-то своем хорошем, становится и вовсе жутко! Вот юродивая старушка испражняется у дома дурного человека, чтобы наставить его на путь истинный, что называется; вот батюшка прощает своему вполне славянского вида и православного вероисповедания зятю еврейское по матери происхождение. И т. д., и т.п. Но кажется, обе писательницы чувствуют, что все эти истории о несчастных женщинах и чудаковатых, а то и вовсе злобных (как персонаж Улицкой, Гершон, строгий иудаист, живущий с семьей на оккупированной арабской территории) мужчинах невольно могут навести на вполне антирелигиозную мысль о том, что в обыденной жизни по крайней мере религиозность приводит к личным трагедиям, от которых страдают и сами религиозные персонажи, и их близкие. Но и Кучерская, и Улицкая с подобным выводом, конечно же, не согласятся! Они отнюдь не атеистки. В сущности, они хотели бы даже продемонстрировать читателям благотворность религиозных убеждений, благотворность веры. И когда они это самое и пытаются совершить, происходит нечто совсем уж странное.