Критическая Масса, 2006, - 4   ::   Журнал

» Представить себе христианина, уверенного в чем-то подобном, совершенно нет ни малейшей возможности! Даниэль Штайн, кажется, предполагает, что многие «невинные души» — такие же шутники, как Пушкин в «Гаврилиаде»! Столь же пренебрежительно отрицает отец Даниэль и монашество, и обет безбрачия. Таким образом, официальные церковные власти, запретившие такому священнику служение, абсолютно, со своей точки зрения, правы! Но автор романа «Даниэль Штайн, переводчик» не понимает и, соответственно, не принимает этой правоты. Автор просто-напросто недоумевает: как можно запретить священническое служение хорошему, доброму человеку, у которого «все довольны, все улыбаются»! Впрочем, и доброта Даниэля Штайна имеет свои границы, не простираясь, к примеру, на языческие культы: «…в этом народном сознании присутствуют невидимо женские богини древности… Культ земли, плодородия, изобилия. Всякий раз, когда я с этим сталкиваюсь, я прихожу в отчаяние… Все это проникает в христианство — просто кошмар!» К области «кошмаров» относится для отца Даниэля и гомосексуализм: «Даниэль сказал, что испытывает, как и я, тихий ужас перед этим пороком…» 3 И все же автор видит в своем герое истинно хорошего, доброго, фактически идеального человека! И вот тут-то Улицкая и проговаривается, что называется: «…между прочим, чтобы хорошо себя вести, не обязательно даже быть христианином. Можно быть даже никем. Последним агностиком, бескрылым атеистом.