Мгновение - вечность   ::   Анфиногенов Артем Захарович

"Я пошел!" - объявил однажды Степан командиру, сидевшему, как Дралкин, рядом, чуть впереди, за штурвалом, и выбросился с парашютом; три или пять минут перед тем глотничал он, внушая летчику, что линия фронта пройдена, что внизу - наши, а летчик ему не верил, летчик его не понимал, тянул, тянул подбитую, терявшую управление "пешку", только бы застраховать себя от посадки на стороне врага, от плена: в ста метрах от земли, на глазах спускавшегося на парашюте Кулева, не совладал с машиной командир...

"Я пошел!" - готов был прокричать Кулев, пригвожденный к креслу надвигавшейся катастрофой, необходимостью иной отчаянной команды: "Кто знает курс и время - выходи вперед!" Предстать перед всеми в чем мать родила. Самому, по доброй воле, отречься от доверенной ему миссии лидера, передать колонну в другие руки... Легче Кулеву ринуться в омут головой, как на митинге в Сталинграде, когда с появлением в полку сбитого "мессерами" капитана Авдыша над штабником-самозванцем нависла угроза разоблачения, - легче Степану броситься в пекло, под пули, чем признаться в собственной несостоятельности, неправоте, заявить: "Кто знает курс и время - выходи вперед!" Поступить так значит потерять все, что набрал он за войну, прервать восхождение. Штурман эскадрильи - должность так себе, не ахти. Штурман эскадрильи - батрак, пашет от зари до зари, дотянуть ему до конца трудно. Штурман полка - вот должность. Вот кто сам себе хозяин. Поставил задачу, проверил готовность, провел разбор и пошел сражаться в городки... А кого ставят, кого выдвигают, если посмотреть?

Степан оглянулся.

Два истребителя слева верны себе: неразлучная, приросшая к лидеру, во всем ему послушная пара. Она Кулева не интересовала. За слепую верность плата одна - равнодушие. Еще на старте в Р. привлек Кулева "ЯК" в хвосте.