Мирская чаша   ::   Пришвин Михаил Михайлович

Нельзя же дьякона считать врагом, — если бы с ним встретиться в бане, попариться вместе, то он оказался бы добрейшим человеком; ругательномусолдату сказать «ваше благородие» и дать восьмушку табаку — побежит вслед, как собака; дерзким мальчишкам дать парочку идей для грандиозного плана ликвидации мужицкой России, чтобы они увидели в этом ключ к царству небесному на земле, и мальчики будут на побегушках. Все они не знают, что творят, и сам комиссар земледелия в пьяном виде открыл свою душу: «Все мое, — сказал он, — и земля, в лес, и вода!»

Кто же враг?

«Большевики», — говорят все кругом, но никто не потрудится при этом подумать, что суд его прямо соприкасается с личным раздражением и всякий укол приводит к одной неподвижной идее, большевики, в этом почти все одинаковы, все маниаки, как поврежденный солдат.

— Кто же мой враг, покажись!

Открылась просека, и по ней с возом дров ехал старик с обвязанной головой на больной буланой лошади с большими темными пятнами вокруг глаз. И бывает же так, этот Лазарь остановил возле Алпатова лошадь, крепко выругался матерным словом и едет дальше как ни в чем не бывало.

— Стой! — остановил его Алпатов. — Ты за что меня ругаешь?

— Я тебя не ругаю.

— Зачем же ты возле меня остановился?

— А кому же мне Его выругать?

— Кого?

— Кто выгнал меня, больного старика, в лес за дровами.

— Председателя?

— Я сам председатель.

— Кого же ты ругаешь?

— Его же, батюшка, Его: за что ни возьмешься, все Он мешает и все рассыпает.