Очень современная повесть   ::   Тарасов Александр

"Мне очень трудно в караване," - жалуется он (ну еще бы!). "Я умираю, когда вокруг столько народа и бессмысленных слов." (Говорю же, наш человек!) И он работает. Даже больной - работает. "Пока все веселились, он расписывал очередную белую стену."

А уж когда выясняется, что Вильфрид читал Фриша, и любимая книга у него - "Назову себя Гантенбайн", и он способен, преодолевая языковой барьер при помощи рисунков, часами разговаривать об этой книге, в то время как "все уже разбрелись по номерам и занимаются любовью" - "сексуально востребованная на 200%"

Арбатова безоглядно влюбляется.

Слова худого по этому поводу не скажу. В кого же еще, действительно, влюбиться, как не в единственного нормального человека в паноптикуме? Вильфрид - это же, черт подери, романтическая фигура в мире босховых уродцев и монстров. Тут начинают срабатывать уже неосознаваемые социокультурные рефлексы - на уровне архетипов. Это все еще Федор Михайлович Достоевский описал: см.

"Зимние заметки о летних впечатлениях", глава "Брибри и мабишь".

Архетип - это вообще мощная вещь ("Страшная это сила - инстинкт!" пояснял когда-то Баранкин своему другу Малинину).