Операция С Новым годом!   ::   Герман Юрий

Впрочем, чего только не врут злые языки на удачливых своих сотоварищей; наверное, из зависти, потому что ведь никто не спорит по поводу, например, начитанности Петушкова или того, что он часто имел по некоторым вопросам свое особое мнение. Так, Петушков не раз говаривал, что гремевшее в ту пору стихотворение Симонова "Жди меня" или нежно любимое воевавшими людьми сурковское "А до смерти четыре шага" его лично, подполковника Петушкова, никак не устраивают и устроить не могут.

- Симонов ударился в мистику, - с усталой улыбкой на красивых и полных губах утверждал подполковник, - ведь это, товарищи, не стихи, а колдовство, заклинание. Нет, не наше это, не наше. Я и Косте это сам говорил, сказал ему, что не те струны он задевает, не те. И Алеше говорил - пораженчество это, и ничто иное, ты уж меня прости, я тебе попросту, по-солдатски. Но разве они, писатели эти пресловутые, поверят солдатскому слову? У них круговая порука, за доброго дружка не пожалеют и сладкого пирожка. И не стесняются, так и печатают; например, "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины" посвящается А.А.Суркову. Какая уж критика в таких условиях, даже смешно...

Композитора Шостаковича подполковник Петушков некоторым образом признал за его знаменитую Ленинградскую симфонию, но, однако же, с оговорками, что-де Митя, разумеется, сделал шаг вперед, но формализм, конечно, не изжил и вряд ли изживет, потому что вышеупомянутый Шостакович все-таки "не наш".

- Нет, не наш он, - со вздохом говаривал Петушков, - и словами, дорогие товарищи, тут ничего не объяснишь. Чувствовать надо.