JК
Памяти Александра Блока :: Автор неизвестен
Страница: 14 из 89Вот такой то "шум", такую зарю ощущали все те, кто встречали появление нового столетия, когда как бы "расставлялись" события всего столетия со многими кризисами и многими светлыми минутами. Мы сейчас вступили в это столетие, мы разыгрываем первые "зори" этой драмы, которая будет еще разростаться и разростаться, которая извлечет еще из нашего сознания много горечи и много радости. Факт тот, что в девятьсотом году Блок уже знал о том, что времена изменились, что старое отрезано, что мы стоим перед новым фактором восприятия.
И понять Александра Александровича - это значит понять, что все то, что теоретически он мог бы в то время сказать, было бы только гипотезой, гипотезой для объяснения, - поймите! - конкретного факта; этим фактом был звук зорь.
Объяснение, методология - подыскивалась, удачно или неудачно -это другой вопрос. Эмпиризм, конкретность - вот чем характеризовано это время, и в этом устремлении к конкретизации Блок первый сделал действительные выводы из соловьевства, которое бралось академически. Может быть, он обнаружил в философии Владимира Соловьева опасные, уязвимые черты, но во всяком случае, стихи его не спроста так любил Александр Александрович, ибо он понимал, что если должно быть соединение мистики, философии и искусства в теургии, то отныне поэзия не есть то, чем она была; максимализм чаяния, теургию поэзии, философии и искусства - вот что отмечает Александр Александрович во Владимире Соловьеве.
И понять Александра Александровича - это значит понять, что все то, что теоретически он мог бы в то время сказать, было бы только гипотезой, гипотезой для объяснения, - поймите! - конкретного факта; этим фактом был звук зорь.
Объяснение, методология - подыскивалась, удачно или неудачно -это другой вопрос. Эмпиризм, конкретность - вот чем характеризовано это время, и в этом устремлении к конкретизации Блок первый сделал действительные выводы из соловьевства, которое бралось академически. Может быть, он обнаружил в философии Владимира Соловьева опасные, уязвимые черты, но во всяком случае, стихи его не спроста так любил Александр Александрович, ибо он понимал, что если должно быть соединение мистики, философии и искусства в теургии, то отныне поэзия не есть то, чем она была; максимализм чаяния, теургию поэзии, философии и искусства - вот что отмечает Александр Александрович во Владимире Соловьеве.