JК
Письма о русской поэзии :: Амелин Григорий
Страница: 56 из 103Кстати, Мандельштаму позже только и оставалось, что неузнаваемо переиначить Бальмонта[55], перенеся пчел, посланниц любви-Венеры в более соответствующее эллинскому мифу место, а затем превратить их в знаки любви – поцелуи: «Нам остаются только поцелуи, Мохнатые, как маленькие пчелы ‹…› Невзрачное сухое ожерелье Из мертвых пчел, мед превративших в солнце» (I, 147).
Разумеется, без пчел не обходится и хлебниковская красотка, Венера-Веспер. Перед тем как исчезнуть из шамановой пещеры «ласковой ошибкой» и возвратиться на Запад, она признается в любви:
«Шаман, ты всех земных мудрей!
Как мной любима смоль кудрей,
И хлад высокого чела,
И взгляда острая пчела…»
(I, 113)
Несмотря на издевки и порицания, в хлебниковской практике довольно высока частотность цитирования Бальмонта. Только два примера. Знаменитый зачин стихотворения Хлебникова о Лермонтове «На родине красивой смерти – Машуке» не скрывает своего бальмонтовского происхождения:
Где мог он так красиво умереть,
Как не в горах, где небо в час заката –
Расплавленное золото и медь
[56].
Точно так же хлебниковское стихотворение «Зверь + Число» с его строками о стрекозе-коромысле («Когда мерцает в дыме сел Сверкнувший синим коромысел, Проходит Та, как новый вымысел, И бросит ум на берег чисел») отсылает к «Коромыслу» старшего поэта:
Коромысло, коромысло,
С нежными крылами,
Как оно легко повисло
В воздухе над нами. ‹…›
Коромысло, коромысло,
Почему мы пленны?
Если б знать, какие числа
Для тебя священны.
Разумеется, без пчел не обходится и хлебниковская красотка, Венера-Веспер. Перед тем как исчезнуть из шамановой пещеры «ласковой ошибкой» и возвратиться на Запад, она признается в любви:
«Шаман, ты всех земных мудрей!
Как мной любима смоль кудрей,
И хлад высокого чела,
И взгляда острая пчела…»
(I, 113)
Несмотря на издевки и порицания, в хлебниковской практике довольно высока частотность цитирования Бальмонта. Только два примера. Знаменитый зачин стихотворения Хлебникова о Лермонтове «На родине красивой смерти – Машуке» не скрывает своего бальмонтовского происхождения:
Где мог он так красиво умереть,
Как не в горах, где небо в час заката –
Расплавленное золото и медь
[56].
Точно так же хлебниковское стихотворение «Зверь + Число» с его строками о стрекозе-коромысле («Когда мерцает в дыме сел Сверкнувший синим коромысел, Проходит Та, как новый вымысел, И бросит ум на берег чисел») отсылает к «Коромыслу» старшего поэта:
Коромысло, коромысло,
С нежными крылами,
Как оно легко повисло
В воздухе над нами. ‹…›
Коромысло, коромысло,
Почему мы пленны?
Если б знать, какие числа
Для тебя священны.