Пятиэтажная Россия   ::   Пищикова Евгения

«Ощущение разбитого кувшина, — говорила она, — чего-то целого, что никогда больше не будет целым. Ничего уже не вернешь назад — даже если никто ничего не узнает. От этого какая-то неловкость, привкус какого-то детского плутовства».

Всем, вероятно, знакомо это ощущение «не своей тарелки», трудно объяснимая физиологическая тоска. Тяжелехонько описать это ощущение — вот, разве что, привести пример из совсем другой жизненной области. Представьте — вы школьник. Вы не хотите идти в школу, вы изобразили недомогание. Засунули градусник в шерстяную варежку, натерли себе градусов тридцать восемь. Белым днем вас, здорового лгуна, уложили в постель. Уже неприятно, и томно, и стыдно. И тут к вашему постыдному одру подходит доверчивая, милая, добрая мама, и с лицом, обещающим сюрприз, тоном блаженнейшего заговорщика говорит: «А теперь я тебе вслух почитаю „Маленького принца“ Экзюпери». Гооосподи ж ты, Боже мой! Вот какое-то такое ощущение. Но, разумеется, обильная практика быстро скрадывает тоскливую неловкость начала. Мы — свободные люди, не правда ли? Мы же не разрушаем семью, мы ее сохраняем — немножко потрепанную, но почти целенькую. Из проделанной бреши задувает сквозняк, уходит тепло — но так ведь почти у всех.

И как бы это так устроиться, чтобы и любить, и никого не обижать?

Приятель рассказывает:

— Пошел на исповедь. Начинаю как обычно — алкоголизм, прелюбодеяние.