JК
Пятиэтажная Россия :: Пищикова Евгения
Страница: 499 из 530«Из школы, — говорит она, — я ничего не вынесла, а с работы сразу вынесла два ведра майонеза!»
И про «хочется — перехочется» имеется у нее своя история. «Муж, — рассказывает она, — запил у меня этим летом. Да еще в деревне, у мамы. Надо ж в Москву его перевозить — а как? Чистый фантомас. Посадила я его в автобус, едем кое-как. Автобус раз в два часа останавливается — девочки направо, мальчики налево. А мой штаны расстегнуть не может, не то что пипиську держать. Пытался, так у него струя, веришь ли, во все стороны, как поливалка. Вот я, пока держала своего зомби, сама ничего сделать-то и не успевала. Ну, ничего — хотелось и перехотелось».
И про стыд Катя знает лучше многих других. «Стыдно, — говорит она, — когда видно!» — «А что видно, Катя?» — «Видно, что у тебя ничего нет. Что ты гол, как сокол. Нечем прикрыться, не за кого спрятаться». Вот это Катино представление о стыде кажется мне страшно интересным. Что нужно стыдиться не чего-то дурного, что ты сделал, или чего-то нехорошего, что в тебе, у тебя есть, а главный стыд — это когда ничего нет. Вот этот-то главный стыд и надо скрывать, прятать. Мне кажется, что если когда-нибудь отыщется какой-нибудь фантастический русский клад, что-то вроде главного сокровища отечества (на поиски такого рода невозможных чудес американские мифологи любят посылать Индиану Джонса), то это будет тщательно запрятанный пустой ящичек. Спрятали, потому что стыдно, что — пустой.
Напрячься.
И про «хочется — перехочется» имеется у нее своя история. «Муж, — рассказывает она, — запил у меня этим летом. Да еще в деревне, у мамы. Надо ж в Москву его перевозить — а как? Чистый фантомас. Посадила я его в автобус, едем кое-как. Автобус раз в два часа останавливается — девочки направо, мальчики налево. А мой штаны расстегнуть не может, не то что пипиську держать. Пытался, так у него струя, веришь ли, во все стороны, как поливалка. Вот я, пока держала своего зомби, сама ничего сделать-то и не успевала. Ну, ничего — хотелось и перехотелось».
И про стыд Катя знает лучше многих других. «Стыдно, — говорит она, — когда видно!» — «А что видно, Катя?» — «Видно, что у тебя ничего нет. Что ты гол, как сокол. Нечем прикрыться, не за кого спрятаться». Вот это Катино представление о стыде кажется мне страшно интересным. Что нужно стыдиться не чего-то дурного, что ты сделал, или чего-то нехорошего, что в тебе, у тебя есть, а главный стыд — это когда ничего нет. Вот этот-то главный стыд и надо скрывать, прятать. Мне кажется, что если когда-нибудь отыщется какой-нибудь фантастический русский клад, что-то вроде главного сокровища отечества (на поиски такого рода невозможных чудес американские мифологи любят посылать Индиану Джонса), то это будет тщательно запрятанный пустой ящичек. Спрятали, потому что стыдно, что — пустой.
Напрячься.