JК
Повесть о футболе :: Старостин Андрей Петрович
Страница: 213 из 379Наоборот, отношения упрощались с каждой минутой: он опустил весла, снял гимнастерку, стянул сапоги, размотал портянки, освободился от галифе и остался в коленкоровых белых исподних, завязанных у лодыжектесемками. Встав на сиденье и вытянув вверх руки, он, как завзятый пловец, ринулся в воду.
Пловец я не ахти какой, но сидеть в лодке было почему-то неловко, и, раздевшись, я последовал за ним. Здесь я сыграл действительно по большому счету: мы были далеко в море и до берега я бы не доплыл. Вся надежда была на лодку, к которой я и старался быть поближе.
После того как мы высадились на берег и уединились на пустынном пляже, блаженно растянувшись на песке под косыми лучами еще не спрятавшегося солнца, я, посмеиваясь над собой, рассказал ему о моих страхах перед прыжком с лодки.
– А я это видел, у тебя на лице все было написано, – сказал он, глядя в небо.
Согласившись, что по лицу можно прочитать многое, я рассказал ему случай из своей школьной жизни. В классе расследовался дерзкий проступок – хулиганская надпись на доске в адрес одного из учителей. Класс знал виновника, но упорно хранил молчание. Увещевания и убеждения всеми любимой старшей преподавательницы Елизаветы Николаевны, что сговор по укрывательству виноватого лишен логики, так как класс защищает неблагородного человека, раз у провинившегося нет смелости сознаться и снять со всего класса ответственность за аморальное молчание, не действовали. Класс молчал как немой.
Пловец я не ахти какой, но сидеть в лодке было почему-то неловко, и, раздевшись, я последовал за ним. Здесь я сыграл действительно по большому счету: мы были далеко в море и до берега я бы не доплыл. Вся надежда была на лодку, к которой я и старался быть поближе.
После того как мы высадились на берег и уединились на пустынном пляже, блаженно растянувшись на песке под косыми лучами еще не спрятавшегося солнца, я, посмеиваясь над собой, рассказал ему о моих страхах перед прыжком с лодки.
– А я это видел, у тебя на лице все было написано, – сказал он, глядя в небо.
Согласившись, что по лицу можно прочитать многое, я рассказал ему случай из своей школьной жизни. В классе расследовался дерзкий проступок – хулиганская надпись на доске в адрес одного из учителей. Класс знал виновника, но упорно хранил молчание. Увещевания и убеждения всеми любимой старшей преподавательницы Елизаветы Николаевны, что сговор по укрывательству виноватого лишен логики, так как класс защищает неблагородного человека, раз у провинившегося нет смелости сознаться и снять со всего класса ответственность за аморальное молчание, не действовали. Класс молчал как немой.