Дурак умер, да здравствует дурак!   ::   Уэстлейк Дональд

Кивает он всегда так рассудительно и с таким значительным видом, что невольно проникаешься убеждением: в этой голове рождаются одни лишь непререкаемые истины. Иногда мне кажется, что Райли преуспел в борьбе с мошенничеством только благодаря мошеннической жилке в собственной душе.

— Он выудил двадцать долларов у меня, пятнадцать — у мистера Гранта с первого этажа и семь — у мистера Уилкинса со второго.

Уилкинс замахал рукой, потрясая самопиской, и хрипло зашептал:

— Двенадцать! Пусть запишет в протокол, что двенадцать!

Я сказал в трубку:

— Мистер Уилкинс просит написать в протоколе, что двенадцать, а не семь.

Уилкинс нахмурился, а Райли рассмеялся и ответил:

— Что ж, все мы немножечко мошенники.

— Кроме меня, — с горечью сказал я.

— Настанет день, Фред, когда какой-нибудь мозговед настрочит про тебя книжку, и ты прославишься на все времена.

— Как граф Захер-Мазох?

Так уж получается, что мне всегда удается рассмешить Райли. Он считает, что никто на свете не умеет петь заупокой так жизнеутверждающе, как я. И, что еще хуже, постоянно говорит мне об этом.

— Ладно, внесу твое имя в список Клиффордовых простофиль, пообещал Райли. — Когда поймаем его, пригласим тебя на смотрины.

— Тебе нужен словесный портрет?

— Нет, спасибо. У нас их уже штук сто, и в некоторых кое-что сходится.

Не волнуйся, мы его изловим. Он слишком трудолюбив и искушает судьбу.

— Ну, если ты так говоришь...