JК
Духи дамы в черном :: Леру Гастон
Страница: 173 из 318Она предпочитает умереть, чем видеть, как я сражаюсь с собственным отцом.
В его голосе чувствовалась издевка.
— С собственным отцом! Она, конечно, считает, что он посильней меня.
Говоря эти слова, Рультабийль был страшен. Но внезапно он преобразился и стал даже красив. — Она боится за меня. Ну а я — за нее. И я не должен помнить, ни кто мой отец, ни кто моя мать!
* * *
В этот миг ночную тишину разорвал выстрел, за ним раздался крик смертельно раненного человека. Опять этот крик, крик, который я уже слышал когда-то в таинственном коридоре. Волосы у меня встали дыбом; Рультабийль пошатнулся, словно его ударили.
А затем он прыгнул к открытому окну, и весь замок наполнился отчаянным воплем:
— Матушка! Матушка!
Глава 11
Нападение на Квадратную башню
Я бросился к Рультабийлю и обхватил его сзади, опасаясь последствий его безумия. В его криках звучало такое страшное отчаяние, такой неистовый призыв о помощи или, скорее, нечеловеческое желание самому кинуться на помощь, что мне стало страшно: Рультабийль мог забыть, что он всего лишь человек, что он не может вылететь из окна башни и, словно птица или стрела, пронестись сквозь мрак, отделяющий его от места преступления и наполненный его жутким криком.
В его голосе чувствовалась издевка.
— С собственным отцом! Она, конечно, считает, что он посильней меня.
Говоря эти слова, Рультабийль был страшен. Но внезапно он преобразился и стал даже красив. — Она боится за меня. Ну а я — за нее. И я не должен помнить, ни кто мой отец, ни кто моя мать!
* * *
В этот миг ночную тишину разорвал выстрел, за ним раздался крик смертельно раненного человека. Опять этот крик, крик, который я уже слышал когда-то в таинственном коридоре. Волосы у меня встали дыбом; Рультабийль пошатнулся, словно его ударили.
А затем он прыгнул к открытому окну, и весь замок наполнился отчаянным воплем:
— Матушка! Матушка!
Глава 11
Нападение на Квадратную башню
Я бросился к Рультабийлю и обхватил его сзади, опасаясь последствий его безумия. В его криках звучало такое страшное отчаяние, такой неистовый призыв о помощи или, скорее, нечеловеческое желание самому кинуться на помощь, что мне стало страшно: Рультабийль мог забыть, что он всего лишь человек, что он не может вылететь из окна башни и, словно птица или стрела, пронестись сквозь мрак, отделяющий его от места преступления и наполненный его жутким криком.