JК
С. А. Есенин в воспоминаниях современников. Том 2. :: Есенин Сергей Александрович
Страница: 424 из 531Приглашаю ужинать. Согласны?
– Дурак не согласится! Идем!
До самого клуба мы идем пешком, ибо денег на трамвай у нас нет. Это – большая часть Французской набережной и Каменноостровский, вплоть до Большого проспекта.
Но ужин действительно превосходен: сытный, красивый, вкусный! Вино и фрукты в редком изобилии. Наш меценат выше всяких похвал. Он обвязал шею салфеткой и ест за троих. Когда он на минуту выходит в уборную, мы мечтательно гадаем: и куда в такого "червляка" столько лезет? Около трех часов ночи решаем идти домой.
Хозяин встает, снимает салфетку, не торопясь вытирает рот и, с грустью глядя на остатки стола, заявляет, что он пойдет распорядиться относительно счета.
Проходит десять минут, пятнадцать, двадцать.
Проходит полчаса. Как в воду канул.
По очереди выходим на поиски.
В конце концов положение выясняется, но от этого не легче. Официант, заметив наше смущение, бродит волком. Чтобы успокоить его, спрашиваем еще бутылку вина.
Спасает нас Шмерельсон. Он отправляется куда-то, в другой конец города, где он, может быть, сумеет достать деньги.
К половине шестого мы свободны.
Вторично я встретил нашего благодетеля вечером 29 декабря 1925 года. Он шел за гробом и обливал слезами мостовую.
НА УЛИЦЕ
Саженный дядя лупит лошадь кнутовищем по морде. Есенин, белый от злости, кроет его по всем матерям и грозит тростью. Собирается толпа.
– Дурак не согласится! Идем!
До самого клуба мы идем пешком, ибо денег на трамвай у нас нет. Это – большая часть Французской набережной и Каменноостровский, вплоть до Большого проспекта.
Но ужин действительно превосходен: сытный, красивый, вкусный! Вино и фрукты в редком изобилии. Наш меценат выше всяких похвал. Он обвязал шею салфеткой и ест за троих. Когда он на минуту выходит в уборную, мы мечтательно гадаем: и куда в такого "червляка" столько лезет? Около трех часов ночи решаем идти домой.
Хозяин встает, снимает салфетку, не торопясь вытирает рот и, с грустью глядя на остатки стола, заявляет, что он пойдет распорядиться относительно счета.
Проходит десять минут, пятнадцать, двадцать.
Проходит полчаса. Как в воду канул.
По очереди выходим на поиски.
В конце концов положение выясняется, но от этого не легче. Официант, заметив наше смущение, бродит волком. Чтобы успокоить его, спрашиваем еще бутылку вина.
Спасает нас Шмерельсон. Он отправляется куда-то, в другой конец города, где он, может быть, сумеет достать деньги.
К половине шестого мы свободны.
Вторично я встретил нашего благодетеля вечером 29 декабря 1925 года. Он шел за гробом и обливал слезами мостовую.
НА УЛИЦЕ
Саженный дядя лупит лошадь кнутовищем по морде. Есенин, белый от злости, кроет его по всем матерям и грозит тростью. Собирается толпа.